Но сначала по мизансцене.
Первый день показа, вечерний сеанс. Зрительный зал на 1344 места заполнен меньше, чем на половину. Публика в основном парочки, что объяснимо поздним временем сеанса. А также много молодых людей в возрасте до 25 лет.
Трое из них сидели у меня за спиной, отчаянно хрустели чипсами и пакетами и неприлично комментировали первую, так сказать, сексуальную сцену.
Затем чипсы закончились и они замолкли. В отличие от их телефонов.
Из зала во время сеанса вышло 4 человека, уже во второй половине фильма.
После фильма были аплодисменты.
Это у нас такая традиция теперь, наверное?
А вот теперь я сижу и задаюсь вопросом – зачем?
Нет, зачем я смотрела фильм, я знаю - посмотреть на Бенедикта.
Не могу сказать, что результатами удовлетворена, но свой кусок щастя я получила.
Бенедикт красив и, как обычно, не похож ни на себя и ни на какого другого своего персонажа.
И, кстати, совсем не священник.
Он как-то по-особенному строг, глаза еще более раскосы и притягательны. Штаны, правда, сидят на попе мешком, зато есть бант и кудри.
Что касается собственно персонажа, то я бы назвала его невнятным. Но трудно быть внятным, каждый раз появляясь в кадре всего на несколько секунд, из них половину – задом или боком. Либо на коне. Что, конечно, приятно глазу, но проявить актерский талант при этом сложно, тем более, что камера сосредоточена совсем на другом персонаже.
В общем, у меня создалось впечатление, что режиссер сам не знал, что Бенедикту надо играть.
Впрочем, как и Бреду Питу. Который, похоже, никак не мог понять – с каким выражением лица надо говорить текст про то, что рабство несправедливо и все люди равны перед Богом.
И вот мое первое зачем - зачем Маккуин брал Бенедикта? Он его не любит. А любит Фассбендера и страдания рабов.
Страдания, правда, он любит намного больше.
И тут может крыться ответ на самое главное зачем – зачем режиссер снял этот фильм?
Этот вопрос донимал меня всю вторую половину фильма, не отпускает и сейчас.
Что Маккуин хотел сказать своим фильмом?
Лично я нашла только один ответ.
Ну, ладно. Два.
Рабство – это плохо.
Рабы много страдали.
Но сейчас не 1841-й год. И эта истина давно всем известна, никто не сомневается в ней и, наверняка, не собирается опровергать.
Тогда зачем?
Наверное, около трети фильма нам показывают крупными планами рыдающие лица рабов. Рыдающие громко и демонстративно.
Смотрите, как я страдаю, как бы говорит рабыня Пэтси, глядя прямо в камеру и широко открыв в рыданиях рот, демонстрируя при этом идеальные зубы.
И это ничего, что до этого ее долгих пять минут показывали с обнаженной спины, изрубленной до мяса плетью и рыдающую. Такой мощный перфоманс можно показывать бесконечно, наверняка, подумал Маккуин, и камера объехала Пэтси и уставилась ей прямо в лицо. Рыдания продолжались. Окружившие Пэтси рабы молча внимали.
Камера любуется страданиями, смакует их во всех подробностях. Долго и мучительно для зрителя.
И весь фильм вот такой жутко затянутый.
Долго и мучительно показывают по нескольку раз одни и те же подробности, не очень важные для сюжета.
Например, с разницей в пять минут экранного времени показывают, как обнаженные рабы все вместе – и мальчики и девочки – моются.
Впрочем, ключевое слово тут сюжет.
Сюжета, собссна, и нет.
Похитили, мучался, плакал, страдал, сжег письмо – красивый кадр, кстати – высек плетью коллегу, познакомился с Бредом Питом, избавился от страданий.
Все.
И что?
Если любимая мною в детстве книга про хижину дяди Тома рассказывала о том, что рабы тоже люди, добрые, хорошие, с чистой душой и помыслами, то в этом фильме ничего подобного нет.
А я на это, кстати, рассчитывала.
Ни один персонаж не выписан, не раскрыт. Ни внутреннего мира, ни мотивов, ни поступков.
Можно было подумать – вначале – что фильм будет о стойкости, о несломленном духе, о вере в справедливость, надежде на свободу и любви к жене и детям.
Но нет. Главный герой – сам себе злобный Буратино – совершает немотивированные поступки, дружбы ни с кем не водит, бежать особо не старается.
Единственный, кому повезло хоть с какой-то мотивацией – это герой Фассбендера. У него там, оказывается, в анамнезе сексуальные проблемы, вот он их и сублимирует в ночные гуляния в обществе своих рабов и ночной рубашки с голыми коленками.
Глядя на него, весь фильм не могла отделаться от образа Джокера. Глаз горит дурным огнем, а делать ему в жизни нечего, кроме как посчитать ввечеру собранный урожай да послушать скрипочку Соломона Платта.
В общем, я так и не понимаю, за что на фильм и на актеров обрушатся все эти награды – а они обрушатся, зуп даю.
Фильм – ни о чем. Ни глубины, ни поднятых проблем, ни интересного сюжета.
Люпита/Пэтси не заслуживает наград от слова совсем. Она половину своего экранного времени ходит с никаким лицом – вообще с никаким. Половину рыдает.
У нее была сцена, где можно было сорвать банк. Сцена с кусочком мыла, где она, рыдая - ну, разумеется - рассказывает, что ей очень хочется помыться. Вот в этом монологе и можно было выразить всю мировую скорбь рабынь и вложить в этот кусочек мыла все проблемы рабства.
Ан нет, длинный монолог со слезами показал нам, что героиня всего на всего таки хотела просто помыться.
Чиветел тоже много страдал. Все-таки он раб, все дела.
Но страдания играют глазами. В глазах же Чиветела я видела только ум. Да, мужик умный и красивый, кстати. И вот, наверное, за это он и получит Оскара.
Ну, или за то, что сыграл раба в фильме про рабство.
И Фассбендер. Нуууууууу… Хорошо сыграл, выразительно.
А что, все остальные актеры в этом году курили бамбук и скакали на лошадях?
Потому как мощной его ролью можно назвать только на фоне остальных в этом вот конкретном фильме.
Да, в этом фильме - он лучший. И в первую очередь потому, что ему было что играть. И во-вторую - он это сыграл.
И вот вышла я после фильма - два с половиной часа, кстати - из кинотеатра, а у меня такое впечатление, что я российский сериал посмотрела. Где сплошная чернуха, порнуха и мочилово. И ни-ка-ко-го проблеска.
Эдакая «Бригада» по-афроамерикански.
И Маккуин – скрытый мазохист.
Journal information